...Материалы к жизни художника одни: |
Предисловие автора
Страшно отпускать книгу в жизнь. Столько лет писалось в стол, столько лет единственным критерием оценок был собственный слух и собственное сердце, что само существование читателя, имеющего нужду в поэзии ставится теперь под сомнение. Ау, читатель! |
Устраивала поэтические обсуждения, встречи с писателями, читательские конференции и… писала. Периодически рассылала или разносила стихи по редакциям, получала до смешного похожие отрицательные ответы литконсультантов. Помню самый простой из них: «Нет глубоких раздумий и широких обобщений». Ну что тут возразишь! Правда, было и несколько хвалебных отзывов: Ахмадулиной, Самойлова, Вознесенского, из «Молодой гвардии» (Никологорской). Но как-то не смогла ими воспользоваться для устройства своей литературной судьбы. Всю жизнь так и пробыла «на обочине», на вольных голодных хлебах. Но зато — никакой публичности, никаких свидетелей, никакого внешнего суда! Наши отношения со словом складывались в глубокой тайне от всех, в стороне от литературных рингов. Кто были мои учителя? Книги, да два-три праздношатающихся поэта. Слово само учило меня и стало со временем единственным моим прибежищем. |
Самоцензура родила новую многопартийную литературу. Путеводной звездой многих вновь стало не слово, а знамя. |
30 БЕРЕГ Вроде — рожь, вроде — тишь, Вроде дух старорусской земли... Постоишь, поглядишь На горбатые тучи вдали. На корявой сосне Вдруг приметишь обрывок пеньки. А приснится во сне, Будто в поле рвала васильки. |
![]() |
48 СТРАННИКИ На подоконнике моем, Обнявшись, куклы задремали. Давай тихонечко споем, Как некогда на сеновале. Пускай послушает зверье И человеческие сказки, Подсиненные, как белье, Заброшенные, как салазки. Пускай приснится голышу Оранжевый полет рябины, А кукле Гуле — две корзины Волшебных яблок...Я спешу Наговорить опять поболе, Чтоб не понять и не уйти. И сказка, высохнув от боли, Вдруг разорвется на пути От губ моих к твоим ушам, А ты, не уловив причины, Поворотив лицо к часам, Шепнешь — усни! И три морщины, Как три улыбчивых луча, Скользнут из уголочка глаза, И я, не завершив рассказа, Вдруг повинуюсь сгоряча. |
59 1977-1979 Дождь принимался восемь раз, Ходили тучи кругом, И куст сирени, накренясь, Глядел на них с испугом. Как будто сумерки сошли В полдневный час с небес, Качались мальвы и сочли, Что куст сирени — лес. Вьюнок ограду оплетал, И гибкий дух его Завидовать не уставал Двум мальвам... Ничего Не замечая на пути, Дул ветер, тучи гнал — Начало фразы упустил, Конец не разобрал. |
71 1977-1979 Ночь не вынесет слез, — Подождем до утра. Там на газонный плес Высыплет детвора, И понесет-засвистит Жизни струя... Кто же тебя простит, Если не я?.. |
![]() |
85 1879-1983 Зима. А комнатный цветок, Забытый всеми, зеленеет. Стучится в жилках слабый ток, И тень на скатерти бледнеет. Зажатый смертной белизной Сугробов и льняных полотен, Один, как полоумный Ной, Он празднует спасенье плоти. Над ним не властвует закон Причинно-следственных движений,— И зреет маленький бутон, Легчайшее из украшений. Смельчак! Хитрец! Постой, зачем Ты собираешь кровь в соцветья? Зиме лежать еще столетье, Твой подвиг немощен и нем. Не лучше ль подождать тепла! Детей закружат хороводы, И мертвые воспрянут воды, И зелень будет так светла. Но глух к соблазнам часовой, В себе взрастивший долг и веру, Как будто разум мировой Его последует примеру. |
![]() |
91 1879-1983 ТУШИНО Как родина моя невелика! Две улицы, четыре перекрестка — Все, что успела детская рука Поймать игрой и росчерком наброска. Но сколько б ни гоняло нас по свету, Забытую, непонятую — эту Храним во тьме меж разумом и кровью, Как маленькую варежку сыновью. |
114 МАСТЕРСКАЯ Ю.В. Над степью, гикая и злясь, Гроза зеленая неслась. Еще для слуха далека, Она сжигала облака, И воспаленный горизонт Дрожал со всех сторон. Притих полночный летний мир, И все, кто в нем и слаб, и сир, Пытались позабыться сном. Лишь в доме, списанном на слом, Среди окурков и трухи Поэт придумывал стихи. Он панибратски рокотал: «Что так беснуешься, Всевышний? Иль худо вечер коротал? Иль осознал, что тоже лишний?!» Бог отвечать ему не стал. Но, как пред дулом рвут рубаху, Разъял грозу и виден стал, И был похож — увы! — на птаху... Смутился в стихотворце дух, Возжаждал ливня и обмана... Но сух был воздух. Тверд и сух. И покрывала землю манна. |
149 1984 Речь ЭЛЕГИЯ Художнику А может быть, ошибка?! Может быть, Нам должно бы родиться в час единый? В едином теле? Из одной утробы?.. Иначе — почему, откуда знаю Я резь от синего? И вязкой, душной охры Инстинкт охранный?.. Если я и ты есть розное, Зачем преследует меня Скоромный искус красных? Не довольно ль речи, Чтоб ум утешить И впитать родник Очнувшегося сердца?!.. Твердыня слова С шелковою кожей. Оно похоже На яблоко Иль гладкий, Водою усмиренный камень — Овал и тяжесть. Но плоть его — |
150 ПОЗА БЕГУНА Из плоти человечьей. Да, пульс неровен. Он стремится ввысь и вширь — Из ритма хочет превратиться в голос. Да, соблазнил пространство. Отступая, оно явило линию и грань. Да, неизбежен цвет, Как в лупу Левенгук, Глядим на холст!.. Эй! Горе-собеседник, Охотник Бог просил живую дичь, Живую речь. |
163 1985-1986 ...И тщетно я ищу среди родни Судьбою меченых и праздных. При деле все. Вот резчик нарезает облака Над бывшим домом. Вот пастух, свирели не видавший, Клин журавлиный гонит. Женщин череда Отрадно каждый год рожает, Что надобно земле... Где песенник? Где скоморох-ломака?! Где богомаз-могильщик?! Ни следа... И не было, как говорят, Попыток бегства. |
164 ПЕРЕКРЕСТОК У души моей нет возлюбленных. Все ею любимы. И дел у нее нет, Кроме как этой любви Не дать умереть. И даже руку мою Не в силах она удержать От ловкости хитрой. Что говорить! Нет в ней нужды, Хоть знает она немало. |
197 1986-2000 Прежде построй себя, Выясни, где стоишь. Место — важнее всего. Ах, но ведь время уходит! Вот он фундамент-бут, Стены вести самому. Выбери материал. Ах, но ведь время уходит! Дерево, камень, песок, — Не торопись, пробуй. Глина, скоба, известь... Ах, но ведь время уходит! Выше, выше стропила! Больше, больше простора! Вырастешь — не заметишь... Ах, но ведь время уходит! Кровлю особенно чти, Ибо хранимы — ею. Ах, но ведь время уходит!.. Что ж, разводи очаг. Если любовь постучится, Будет куда впустить. |
200 НАЗЫВАЕМОЕ ЛЮБОВЬЮ Что ни говорите, делятся Поэты — на учителей и учеников. Одни с нами своими мыслями, опытом делятся. Другие — ничего не понимают сами, как Иов. Все беды на него обрушились, а он Стоит, как часовой, у храма жизни. Серьезен, недогадлив, удивлен, — Стоит, и видно по всему, Что жизнь признательна ему. 11 июня 1986 г. |
217 1988 Одиссей Завязла в тебе, Как в январских снегах император-налетчик, Как в топи апрельской утопла, Как снесена половодьем. Крутит, кружит, к берегу все не прибило, Мутной водой накрывает, Или шарахнет об льдину — льдину разбить. Быть — это тебе не наука, премудрый Акакий! Руку отломит, чтобы поруку явить и означить. |
222 1986-2000 Затаилась любовь: все ей не то, все ей не те. И не глядит ни на что, И ничего не услышит, В рот не возьмет ни куска, Руки ни к чему не протянет... Только вот с запахом ей ничего не поделать: Сам заползает, смущая сознанье и волю. Пахнет дорога и сажа, гудрон и резина. Пахнут поганки, блюстители фармакопеи. Розу не трогай! К жасмину не вздумай идти! Пахнет рубашка, ромашка, рыбешка, ракушка. Пахнет разбитая дыня, белая стружка. Гарью, грозою, грилем, гнилью, горчицей — Не защититься! Дух безбилетник, учти, Учти, беспризорник! Тут не уймешь, не усовестишь и не предъявишь. Между вагонов, на крыше, в тамбуре, где-то под лавкой, — Где он прописан, скажите на милость, В нашем курьерском?! ...Полно свекольной обиды сумочка-сердце. Под кукурузным дождем, как под причастьем, стоим, — Далее — что? 1988 г. |
264 ЛИТЕРАТУРНЫЙ ДНЕВНИК Ты требуешь от меня свободы! Но откуда быть ей? Столько учили и столькому учили…Подумай, Мерило жизни — действительность, мерило тео- рии — практика, мерило искусства — правиль- ность истолкования факта. Будто кто-нибудь знает, как правильно? И все-таки мы прорвались, мы усомнились, а это сейчас — высшая доблесть, поверь! …Мы научились жить в одной стране, Мы за одним столом сидеть умеем, Мы дружно глохнем, сообща немеем, Не Богу служим, служим… Танец — поединок темпераментов, попытка схватки. Прежде потанцуем. В парном танце всегда есть победитель и побежденный. Танец пока- зывает, как будут жить — если будут. Когда человек чего-либо не чувствует, он уже об- речен этого не понимать. И есть опасность, что со временем он превратится в идеолога, то есть станет утверждать, что того, чего он не чувствует, вообще не и не бывает. Чувствование или нечувствие чего-либо — Основа и философской и идеологической Платформы человека, его концепции жизни. Не логика. Никак не логика. Искусство и жизнь не смешиваются в народе. Сей- час — искусство, сейчас — жизнь. Как только |
265 1987 мы предложили искусству руководящую роль, оно утратило свою чистоту. Искусство — авто- номная область. Сказка, басня, шутка, драма, гимн. Искусство не должно жизни. И жизнь не должна искусству. Сочинительская связь. Пар- ность. Равноправие. Не два царя, а два царства. Жизнь природная не революционна в своем разви- тии, не антагонистична. Но жизнь сознания революционна, она движется тем, что всегда стремится свергнуть предыдущее мировоззре- ние. В жизни победителей. В социальной жизни всегда — бывшие и сегодняшние. Государство, опираясь на идеологию, неминуемо Придет к мировоззренческому и даже поня- тийному кризису. Оно будет вынуждено охаи- вать ближайшее прошлое, чтобы хоть как-то доказать преимущества настоящего, — это ус- ловие его существования. Только искусство, причем не прикладное и не заказное, перете- кая из одной социальной формы жизни в дру- гую, из одного времени в другое, способно не уничтожать предыдущую жизнь, а в поисках истины выйти из нее — не осквернив ее. Свя- тое рождение. Секунда предыдущий миг мертвит — Мы вновь в пространстве неизвестном. Что скажешь о вчерашнем дне Сегодня? Любому факту можно дать множество толкований. Представим, сколько толкований можно дать множеству фактов. |
266 ЛИТЕРАТУРНЫЙ ДНЕВНИК Наука — проявление жизни, искусство — проявление жизни. Философия же — толкование. Филосо- фий много. И должно быть много. Философия принадлежит времени, обществу. Наука и ис- кусство принадлежат вечному. Лучшая философия — искусство. Лучшая критика искусства — естествознание искусства. Поэзия — это всегда вольные упражнения, никогда — обязательная программа. Актеру не нужно точное слово. Ему нужна точная интонация. В драме не слово ведет, движение возникает из утилитарной нужды предлагае- мых обстоятельств. В драме можно обойтись без слов, без действия — нет. Написать драму на тарабарском языке, хотя бы одноактную. Поэзия самодостаточна. Не требует ни иллюстрации, ни музыкальных переложений. Это предел понимания, предел конкретности. И иллюстрация и музыка рождаются как толкование, растолковывание, как интонационное усилие. Являясь вершиной, концом творческого движения художника, стихотворение для слушателей мо- жет стать как раз началом этого творческого движения, оно может вызвать музыкальные, пластические образы и композиции, которые поэт в неявном, не явленном виде уже прожил по пути к стихотворению. Важно, чтобы зри- тели не останавливались на этом полпути. Спина иллюстратора и исполнителя да не загородит спины маячащего впереди и вечно скрывающегося уже за поворотом поэта! |
267 1987 Воевать с волей собственной, чтобы понять, услы- шать волю Божию. В искусстве воля собствен- ная — произвол; ложь сразу видна. В жизни она маскируется под различные блага: науч- ные, общественные, прогресс и прочее. Пророческое слово незаметно. В обыденной речи, среди прочих, вылетает без отметин — и не видим: незаметно, как кожа на человеке, ест- тественно, как форма растения. Великое не ново. Форма должна расти, а не строиться, приспосабливаться ко времени, пла- стически приспосабливаться… и ритмически. Но расти. Все, что натужно, добыто, а не по- дарено — все рукотворно. И цена известна, как любой сделанной вещи. Хороша оговорка, подглядка. Пристальное же вглядывание по- нуждает к деятельности, к само-деятельности. Толстой Шекспира судил как литературу, на точ- ность слова — и потому ничего не сошлось у него. Доказал, что все неправильно, плохо, а все равно — хорошо. Театр абсурда не столь- ко состоит из подтекста, сколько из освобож- денной от смысловых замков интонации… Опера — где слова не суть, а лишь аранжи- ровка действия. |
|